Держава Само – хронологически первое зафиксированное в письменных источниках потестарное образование ранних славян. Подобным моментам формационного перехода традиционно предается особый, сакрализованный смысл; способность к государственному строительству выступает важнейшим критерием исторической состоятельности народа. Любые же сомнения в самостоятельности политогенеза могут – как требование политической конъюнктуры – перевести вопрос из сугубо академической плоскости в плоскость идеологическую.

Славянам в этом отношении “не повезло”, как минимум, дважды: иноэтничное происхождение Рюрика и Само, отраженное в источниках, часто вызывало необоснованные экстраполяции, ставящие под сомнение саму идею славянской государственности. Поиск аргументов pro et contra долгое время составлял основное содержание историографического процесса с характерным политическим подтекстом, который мы коротко рассмотрим на примере историографии державы Само.

Единственный аутентичный источник о Само – так называемая хроника Фредегара[i](главы 48, 68) – сообщает, что в 622/623 г. франкский купец Само прибыл к славянам и возглавил восстание против авар. За проявленную доблесть он был избран королем и в 630/631 г. успешно отразил вторжение франкского короля Дагоберта I.

Долгое время остававшийся на периферии исследовательского процесса, этот сюжет вызвал интерес у видного чешского историка Ф.М. Пельцеля. Его публикации по чешской истории и филологии ознаменовали начальный этап чешского национального возрождения, соответственно его взгляд на державу Само вполне отвечал задачам этого течения, главнейшей из которых  было доказательство исторической и политической полноценности славян в сравнении с германскими народами. Так, в “Краткой истории богемцев”[ii]Пельцель доказывает славянское, точнее, сорбское, происхождение Само, указывая на власть франков над сорбами как возможную причину этнической контаминации.

Вопрос о происхождении героя приобретал особую остроту в условиях, когда германское господство над славянами воспринималось немцами как “естественно-исторический факт”[iii], как будто подтверждаемый самим существованием “лоскутной” империи Габсбургов.

Между тем, следующее поколение деятелей чешского национального возрождения, прежде всего Ф. Палацкий и П.Й. Шафарик, продолжило изучение этой темы в русле идей славянской апологетики. Развивая идею о славянском происхождении Само, Шафарик находит имя, образ жизни и нравы его чисто славянскими, особо подчеркивая его “непримиримую ненависть к франкам”[iv]. В целом же, в “неразрывной связи с жизненными потребностями чешской … действительности того времени”[v]Шафарик склонен рассматривать этот сюжет как один из эпизодов славянского могущества и независимости, отсюда обычные его эпитеты для Само: “великий муж”, “славный воитель”, “счастливый гость-воевода”.

В России своеобразной данью идее славянской взаимности послужила ранняя работа Ф.И.Успенского «Первые славянские монархии на северо-западе»[vi], повторявшая аргументацию и выводы Шафарика.

Параллельно с условно “славянофильским” подходом к державе Само развивалась “германская” традиция в осмыслении этого сюжета, представленная многочисленными общими и специализированными работами по истории Чехии и смежных земель, написанными преимущественно немцами на немецком языке. Таковы, например, “История Баварцев” К. Маннерта[vii], “Австрийская история до исхода тринадцатого столетия” М. Бюдингера[viii], “История богемцев и мораван до прекращения династии Пржемысловичей” Б. Бретгольца[ix], а также популярная “История чешского королевства” В.В. Томека[x]– представителя консервативного австрофильского направления в чешской историографии. Общим для всех этих работ является некритичное отношение к реляциям Фредегара и особенное доверие к сообщению хрониста о происхождении Само. Предельно откровенно “германский” подход к этому вопросу был изложен накануне Первой мировой войны австрийским ученым Т. Пейскером в статье “Экспансия славян”, помещенной во втором томе “Кембриджской средневековой истории”[xi]. Рассматривая происхождение Само, историк обнаруживает откровенно шовинистические взгляды, признавая германское господство единственным структурирующим элементом в славянском мире[xii]. Историк бездоказательно заявляет, что, в отличие от германских племен, обширная славянская экспансия не дает героических имен, а те, что приведены византийскими источниками, суть германцы или “алтайские завоеватели” (Altaian conquerors). В связи с этим он вспоминает русского князя Святослава, который, несмотря на славянское имя, был чистокровный германец (a pure-blooded German) по отцу и по матери и вообще “один из величайших германцев в истории”.

По итогам Первой мировой войны Чехословакия получила независимость, а Австрия вынуждена была отказаться от имперских амбиций. Интересно, что именно в межвоенное время появляется статья финского филолога Й. Микколы “Само и его царство”[xiii], где утверждается, что имя Само – кельтское, а сам он был галлоримлянином из Северной Галлии, где население было этнически смешанным, а христианство еще не проникло глубоко в сознание и быт местных жителей.

Впрочем, еще как минимум однажды эта тема была призвана обслуживать неотложные политические и идеологические цели. Речь идет о статье Н.П. Грацианского, опубликованной в 1943 г.[xiv]Вторая мировая война, кроме всего прочего, была еще и идеологическим столкновением, очередной реинкарнацией тысячелетнего славяно-германского противостояния. Широко известна позиция фашистских лидеров в отношении славян. Статья Грацианского, на самом деле специалиста по бургундской деревне X-XII вв., была призвана дезавуировать положение нацистской пропаганды, «что славяне, будучи сами неспособны к созданию какой-либо государственной организации, получают всегда эту организацию со стороны, в данном случае от франкского купца Само»[xv]. В условиях войны историку трудно было досконально ознакомиться с опытом предшественников в новой для него проблематике, поэтому при доказательстве славянства Само он вынужден был ограничиться лишь двумя аргументами столетней давности: его языческим, враждебным франкам поведением и свидетельством «Conversio»[xvi]. При этом естественным для историка казалось вывести героя из славян поморских или полабских, некоторый опыт изучения которых он уже имел.

Таким образом, исторический сюжет о Само, появившись в науке в период чешского национального возрождения, в силу своей специфики был обречен стать предметом жарких споров, часто характеризующих скорее политические взгляды историков, чем сам предмет. Довольно рано сформировались два противостоящих направления в интерпретации реляций Фредегара, условно обозначенных нами как «германское» и «славянофильское». Первое предпочитало рассматривать возвышение франкского купца как еще один триумф германский нации над славянской; представители второго, в отсутствии национальной независимости, искали аргументы в пользу исторического и политического равноправия. С этой точки зрения, кульминационные моменты в историографии проблемы совпадали с политическими всплесками.